Лис открыл глаза на заре, в самую зябкую росную пору, когда ни одно живое существо не бодрствует по собственной воле: что-то разбудило его. При этом проснулся он совершенно не отдохнувшим и крайне раздраженным. Сон таял быстро, как дымка, оставив тягучее, зудящее беспокойство, совсем не похожее на то, что причиняли его пушистой шубе блохи или линька.

О, это было нечто совсем иного рода, не связанное с обыденным лисьим существованием: поесть, поспать, поохотиться. Не связанное с ощущением опасности или угрозой жизни, оно пульсировало внутри, обостряя и без того чуткие лисьи слух и зрение: притяжение. Магнетизм. Нечто, поднимавшее дыбом - каждый порознь! – волоски, покалывавшее подушечки лап властным приказом: БЕЖАТЬ!

Это было древняя и необоримая тяга к магии и приключениям.

Непривыкший подчиняться беспрекословно любым требованиям, пусть даже продиктованным его собственной натурой, лис не торопясь поднялся, встряхнулся-потянулся, разминая онемевшее за ночь тело. Сел. Почесал за ухом. Сладко-сладко

зевнул и не спеша, с видом, ни в коей мере не выдающим обуревающих его чувств, потрусил в направлении, ведомом только ему.

К полудню, даже такое упрямое существо, как он, не в силах было сопротивляться этому загадочному зову, который по мере продвижения становился всё сильнее.

Лис уже не трусил, и даже не бежал – он летел, весь превратившись в рыжую молнию, мчался без устали, лишь единожды остановившись за всё время, что бы напиться у пересёкшего его путь ручья.

Он даже не трудился особо выбирать дорогу: тонкие сильные лапы не подводили своего обладателя, в то время как направление безошибочно указывало чутьё…Не то чутьё, что приносило ему тёплые запахи прелой земли или кроличьего следа, а совершенно особое чутьё, не знакомое и не свойственное больше ни одной другой лисице среди живущих, и живших прежде.

Когда сумерки совсем сгустились, сильно затруднив продвижение, лис уже знал – он близко.

Настолько близко, что позволил себе прервать бешенную гонку, и пробирался с максимальной осторожностью, положившись на самые обычные звериные инстинкты.

Сначала пришел запах. Острый, тонкий и въедливый запах дыма от небольшого костерка; он вёл и направлял ничуть не хуже «магического компаса». Затем стали уловимы звуки – потрескивание хвороста, шорох одежды и тихая возня, какую непременно создают вокруг себя дети рода человеческого, имеющие при этом наглость воображать себя совершенно бесшумными. Человек! Это слегка разочаровало лиса, но впрочем, он не привык унывать. Искренне же порадовало его то, что человек был явственно один.

В последнюю очередь лис разглядел блики огня, заботливо укрытого и припрятанного, очевидно, путником со всем возможным тщанием.

Это было умно. Одинокий человек в лесу, однако чуждый как природе, так и другим людям…Ему и впрямь лучше было не привлекать к себе лишнего внимания! И совершенно точно бесполезно было укрываться от того, кого он не звал и не ждал, но кто сам шел на зов.

Лис выбрал лучшее место для наблюдения и затаившись под пологом густого куста стал выжидать. К чему напрасно спешить и выдавать своё присутствие? Нужно было оглядеться.

Тусклого света огня едва хватало, что бы скудно осветить одинокую фигуру, плотно укутанную в пропылённую дорожную накидку. Лишь изредка человек выпрастывал из под её полы руку, что бы подкинуть ещё пару сучьев в почти не согревавший его костёр.

Лис готов был недовольно фыркнуть: вот они, люди! Огонь не давал почти ни тепла, ни света, и скорее выдавал с головой, чем служил защитой, но…Человек не мог слиться с природой! А потому вынужден был себя хоть чем-то противопоставить ей.

Огонь неприятно волновал животное, мешая использовать прекрасное сумеречное зрение ночного хищника и раздражая угрожающим запахом гари. Если бы не то самое, магнетическое ощущение, что привело сюда лиса, он предпочёл бы находиться подальше от него.

Лис был напряжен, и напряженно же вглядывался в загадочного незнакомца.

К его удивлению, это совершенно очевидно была девушка.

Ночью, одна, посреди чащи!

И всё же её с головой выдавала точеная фигурка и легкое, едва уловимое позвякивание украшений, раздававшееся во время её скупых движений.

Пожалуй, будь на месте лиса любой другой, менее искушенный преследователь, она бы с легкостью осталась для него неуловимой и незамеченной. Это заставило зверя испытать прилив чего-то очень похожего на уважение, щедро сдобренное удивлением: похоже, становилось интересно!

Один раз она чуть резче протянула рука за очередным сучком, и лис заметил несуразную пестроту её пышного наряда: цыганка! – понял он.

Что ж, дети этого племени всегда были не промах, и уж во всяком случае умели выживать. Кроме того, народ их, хоть бесприютный и разрозненный, имел достаточно древние корни, что бы в самой крови их сохранилась частичка первозданного волшебства.

Конечно, это вовсе не о том искусстве, которое они щедро демонстрировали на ярмарках и базарах, добывая себе пропитание, нет! В них самих, почти в каждом, была заключена искорка того, что суетливые люди называли пустым словом «магия».

Магия любого цыгана это на 80 процентов шарлатанство чистой воды, но зато уж оставшиеся двадцать могли потягаться с иными из тех, кто звал себя «магами»: кровь брала своё.

Убедившись, что цель достигнута, и никуда от него теперь не уйдёт и не денется,

лис тяжело перевёл дух, http://images.newsru.com/pict/id/la...60306135750.gif"> и уже ни о чём не заботясь более, свернулся калачиком всё под тем же кустом. Нос спрятать в хвост и – спать, спать, спать!

Ведь, как известно, утро приносит ответы даже на не возникавшие вечером вопросы.